Activities of penalty execution subjects as a factor in the implementation of its content

Full Text

ВВЕДЕНИЕ

Объективизм всегда считался тем ориентиром, к которому необходимо стремиться, с чем, в целом, сложно не согласиться. Объективизм всегда характеризовался независимостью оценки. Вместе с тем, такая гонка нередко не позволяет оценить явление всесторонне, что предполагает необходимость оценки его субъективного восприятия.

Оценивая объем правоограничений, предусмотренный сущностью того или иного наказания, ученые, как правило, обращаются к вопросам их видов, соотношения между собой в конкретном наказании, законодательно предусмотренными возможностями их корректировки в процессе исполнения и отбывания наказания и т. д. Такой подход является классическим и лежит в основе построения перечня уголовных наказаний, имеющего как теоретическое, так и практическое значение.

Вместе с тем, исполнение и отбывание наказаний сопровождается рядом других условий, способных оказать значительное влияние на объем правоограничений, реализуемых в отношении осужденного. Среди них далеко не последнее значение имеют условия объективного характера, обусловленные компетенцией учреждений и органов, исполняющих наказания, а также субъективного, оценивая которые следует отметить как субъект исполнения назначенного уголовного наказания, так и его субъект его отбывания, т. е. осужденного.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ

Относительно первого отметим, что его влияние в юридической литературе неоднократно подчеркивалось. Так, В. Н. Орлов отмечает, что субъект исполнения наказания является «одним из элементов состава исполнения наказания» [9, с. 80]. Во многом это обусловлено фактом включения уголовно-исполнительной системы в структуру органов власти, следующих государственной политике в многочисленных областях, среди которых и оправление правосудия, и обращение с осужденными, и т. д.

Учреждения и органы, исполняющие наказания, в своей деятельности руководствуются положениями действующего законодательства и не вправе отступать от них. Однако организация исполнения наказания относится к их компетенции, в рамках которой они могут, как показывает практика, вносить достаточно значимые дополнения в процесс реализации правоограничений конкретного уголовного наказания.

К примеру, наиболее часто назначаемым наказанием является лишение свободы. Ежегодно оно применяется в отношении около 30 % от общего числа осужденных, например, в 2007 г. – 306 866 чел., в 2012 г. – 206 254 чел., в 2017 г. – 200 225 чел., в 2022 г. – 167 166 чел. [10], что происходит на фоне общего снижения количества осужденных лиц. В составе Федеральной службы исполнения наказаний функционирует «35 исправительных колоний особого режима для осужденных при особо опасном рецидиве преступлений, 6 исправительных колоний особого режима для осужденных к пожизненному лишению свободы, 251 исправительная колония строгого режима, 164 исправительные колонии общего режима для осужденных мужчин, исправительные колонии общего режима для осужденных женщин, 94 колонии-поселения, 51 лечебное исправительное учреждение, 23 лечебно-профилактических учреждения, 7 тюрем, 13 воспитательных колоний», предназначенных для исполнения данного наказания [5]. Проведение несложных вычислительных процессов позволяет констатировать, что, с учетом общего количества регионов России, указанных учреждений недостаточно для соблюдения общего правила, согласно которому отбытие лишения свободы предполагается в пределах субъекта Федерации по месту проживания или осуждения: не во всех регионах страны имеются все виды учреждений, что наиболее характерно для первого и последних двух указанных видов учреждений.

Указанные данные свидетельствуют, что в отношении совершеннолетних мужчин соблюсти указанное требование в целом возможно за некоторыми исключениями, в свою очередь, применительно к несовершеннолетним лицам оно недостижимо, что также относится к совершеннолетним женщинам. В связи с этим последние две категории осужденных нередко направляются для отбывания наказания в другие регионы страны, что ведет к ограничению реализации целого ряда законных интересов, начиная от сложностей в проведении свиданий с близкими лицам, заканчивая выездами за пределы исправительного учреждения. В связи с указанными обстоятельствами А. Я. Гришко указывает, что не имеющий собственных средств осужденный ограничен в возможности использования права выезда [3, с. 30], что, в том числе, связано с необходимостью денежных затрат на следование к месту назначения. Изложенное приводит к фактическому росту объема негативных последствий в связи с осуждением по сравнению с лицами, отбывающими назначенное наказание в виде лишения свободы в пределах региона по месту проживания. Аналогичную проблему в части уголовного наказания в виде ареста отмечает и В. В. Яковлев, что связано с географией России [18, с. 165-167].

Отметим, что решение о месте отбывания назначенного наказания принимает субъект его исполнения, что также относится к предоставлению возможности реализации указанных выше прав и законных интересов. Изложенное также относится к принятому к исполнению наказанию в виде принудительных работ: на сегодняшний день насчитывается лишь 46 исправительных центров.

Аналогичные примеры наблюдаются в деятельности и других субъектов исполнения наказаний. Так, исполнение уголовных наказаний в отношении военнослужащих, предусматривающих изоляцию от общества, сопровождается реализацией таких же последствий, что связано с незначительным количеством мест отбывания наказаний в виде содержания в дисциплинарной воинской части и ареста.

В свою очередь, деятельность субъектов исполнения наказаний без изоляции от общества предусматривает схожие возможности корректировки лишений и ограничений, обусловленных отбыванием назначенного наказания. Например, такая возможность проявляется при подборе места работы в отношении осужденных к обязательным работам и исправительным работам: как показывает практика, такое место может быть непосредственно рядом с местом проживания, так и в другом районе города или за его пределами, что усложняет процесс трудовой деятельности. В свою очередь, относительно ограничения свободы это проявляется в корректировке судом обязанностей, предусмотренных ч. 1 ст. 53 УК РФ, по представлению той же уголовно-исполнительной инспекции.

Вместе с тем, организационная составляющая исполнения назначенного наказания не может изменить содержание наказания, оно устанавливается действующим законодательством. Она способна лишь оказать влияние на реализацию предусмотренных лишений и ограничений, которое нередко может быть существенным для осужденного и, как следствие, отразиться на фактическом построении перечня уголовных наказаний.

Кроме того, приведенные выше примеры позволяют отметить и роль вспомогательных субъектов контроля за исполнением и отбыванием назначенного наказания, к которым следует отнести администрации организаций, в которых осуществляется трудовая деятельность осужденных в рамках отбывания наказания, предусматривающих таковую в качестве условия течения последнего, социальные службы, подразделения полиции, прокуратуры, суда и т. д. [подробнее 4, с. 48-72].

Например, принимающая непосредственное участие в осуществлении контроля за осужденными без изоляции от общества, служба участковых уполномоченных полиции в лица ее сотрудников предоставляет характеризующую информацию о поведении осужденного по месту проживания, организации по месту получения образования или осуществления трудовой деятельности – о поведении в указанных местах соответственно, на основании чего субъектом исполнения наказания может быть подготовлено представление в суд по вопросу корректировки отбывания назначенного наказания, которое может быть поддержано или не поддержано прокуратурой. Как следует из изложенного, указанные субъекты способны оказать значительное влияние на применяемый объем правоограничений вплоть до изменения назначенного наказания.

К изложенному следует дополнить, что результаты анализа практики деятельности судов свидетельствует о том, что при рассмотрении подобных представлений суд далеко не всегда удовлетворяет их. Нередко первое подобное представление по вопросу замены назначенного наказания более строгим не подлежит удовлетворению, суд во время проведения судебного заседания ограничивается фактически проведением воспитательной беседы с осужденным и отказывает в удовлетворении ходатайства. Отметим, что согласно сведениям Судебного департамента полученные нами результаты анализа нашли свое подтверждение: например, за 2007 год судами было рассмотрено 49 683 представления о замене более мягким наказанием или более строгим наказанием, из которых было удовлетворено 34 335, 2012 год – 83 969 и 41 158, 2017 год – 133 258 и 61 923, 2022 год – .181 297 и 69 189 соответственно [11; 12; 16; 17]. Вместе с тем, эти же результаты анализа свидетельствуют о принятии стороны субъекта исполнения наказания почти во всех случаях о корректировке условий отбывания назначенного наказания. Например, по вопросам изменения перечня обязанностей осужденных к ограничению свободы за 2019 год было рассмотрено 5 918 представлений, из которых удовлетворено 4 604, за 2020 год – 7 396 и 5 807, за 2021 год – 8 234 и 6 492, за 2022 г. – 8 234 и 6 492 [12–15].

Указанные примеры свидетельствуют о значительном влиянии иных факторов объективного характера, наряду с которыми также следует отметить факторы субъективного характера, отражающие восприятие назначенного наказания и отношение к нему со стороны лиц исполняющих и отбывающих его.

В продолжение к изложенному выше отметим, что сотрудники субъектов исполнения наказаний имеют прямое отношение к принятию решений в рамках деятельности учреждений и органов, в которых отбывают назначенное наказание осужденные.

В рамках исполнения своих обязанностей сотрудники учреждений и органов, исполняющих уголовных наказания, принимают решения различного характера по вопросам, предусматривающим так называемую «вилку»: при выявлении нарушений, допущенных осужденным, сотрудник вправе как выбрать применяемую меру воздействия, или, в противоположном случае, выбрать применяемую меру поощрения, которая может отличаться при одних и тех же объективных обстоятельствах, так и предоставить или нет возможность реализации законного интереса. При этом принятое решение находится в рамках действующего законодательства, а сотрудник, принимающий решение, не выходит за рамки служебных полномочий.

Вместе с тем, при принятии того или иного решения по вопросам исполнения уголовных наказаний сотрудники руководствуются не только объективными сведениями, но и учитывают внутренние убеждения, взгляды, мнения. Подобные проявления выражаются, например, в рисках создания условий привилегированного положения отдельным осужденным по сравнению с другими, а также, напротив, в создании негативных условий, ухудшающих положение осужденного при отбывании наказания. Примеры проявления подобных случаев нередки в практической деятельности. Нередко они связаны с совершением коррупционных деяний и вымогательств, примеры чего фигурируют в средствах массовой информации [2; 6; 7; 8].

Проведенное нами социологическое исследование среди сотрудников правоохранительных органов, исполняющих уголовные наказания, показало, что влияние субъективного отношения к тому или иному осужденному может иметь существенное значение при отражении карательного содержания уголовного наказания, на что указывают 64 % опрошенных лиц, 31 % признали утверждение о его состоятельности отрицают, а 5 % затруднились ответить на поставленный вопрос¹.

К изложенному следует добавить важный факт, состоящий в том, что рассматриваемый фактор субъективного характера дополнительно находится в корреляционной зависимости от вида исполняемого наказания. В первую очередь, это зависит от условий, в которых исполняется назначенное наказание: присутствуют условия изоляции, или наказание исполняется вне мест принудительной изоляции. Полученные сведения указывают на значительно больший объем влияния субъективного фактора при исполнении наказаний первой из указанных групп – наказания, предусматривающие отбывание в специализированных учреждениях.

Сложившаяся ситуация во многом обусловлена проявлениями профессиональной деформации, связанной с условиями трудовой деятельности: сотрудники, как и осужденные, проводят значительную часть своего времени также в закрытых зданиях без возможности покинуть их, общение с профессиональными преступниками, нередко являющимися членами или сторонниками криминального сообщества, на протяжении большей части рабочего времени, сконцентрированными на небольшой территории, и т. д. Ученые, исследующие вопрос профессиональной деформации, отмечают ее неизбежность и протекание процесса независимо от желания и воли сотрудников [1, с. 106]. При этом теми же специалистами отмечается, что в значительной степени на протекание процесса профессиональной деформации влияет уровень интеллектуального развития и образования, способствующие повышению психологической защищенности носителя. На этом фоне отметим, что работники субъектов исполнения наказаний без изоляции от общества – это, как правило, лица, имеющие высшее образование, что обусловлено требованиями к замещаемой должности. В свою очередь, сотрудники, исполняющие наказания, связанные с содержанием в специализированных учреждениях, в значительной степени не имеют высшего образования, что негативно отражается не только на состоянии служебной дисциплины, но и влияет на субъективное отношение к исполнению назначенного наказания, а, следовательно, на реализацию его содержания.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ И ВЫВОДЫ

Завершая рассмотрение обозначенного вопроса, констатируем, что не только общие и специальные правоограничения, предусмотренные уголовными наказаниями, определяют кару, применяемую к лицам, преступившим уголовный закон. К ним следует добавить и компетенцию субъектов, исполняющих уголовные наказания, как государственных органов, так и их работников. При этом оказываемое ими воздействие не имеет прямого влияния, оно может носить только корректирующий характер.

 

¹ Анкетирование и опрос проведены среди 560 представителей суда, прокуратуры, правоохранительных органов и Министерства обороны Российской Федерации из 13 субъектов Российской Федерации (республики Бурятия, Дагестан, Карачаево-Черкесская, г. Москва, Владимирская, Вологодская, Ивановская, Кировская, Костромская, Липецкая, Московская, Нижегородская и Рязанская области).

About the authors

Andrey V. Zvonov

Academy of the FPS of Russia; Stoletovs’ Vladimir State University

Author for correspondence.
Email: zvonov_av@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-9591-6286

Candidate of Law Sciences, Associate Professor

Russian Federation, Ryazan; Vladimir

References

Supplementary files